Памяти Константина



             Памяти Константина Ашкенази.  

 

Не стало Кости Ашкенази… Константина Борисовича… Косточки... Ашки... Ашкена… Падре Ахиллеса… Кто знал – помяните, кто не знал – знайте: от нас ушёл хороший поэт, сильный писатель, человек острого ума, интеллектуал с необычайной памятью, феноменальный знаток истории, отличный собеседник, друг. Ушёл большой человек. Целеустремлённый и по-детски несколько наивный, как все настоящие творческие личности. Ушёл навсегда…
А казалось, совсем недавно он появился в нашем классе и занял единственное свободное место за партой. Рядом сидел я. Это была судьба.
Первое, что меня поразило в нём – полные кисти рук с острыми пальцами. Они постоянно и порой нелепо жестикулировали и могли принадлежать только великому оратору или поэту. Кем Костя и оказался. Он прочитал мне несколько своих стихотворений, и я был сражён наповал. Для пятиклассника он писал настолько зрело, что мои вирши выглядели довольно бледно и неубедительно. Но это не помешало начать нам большую творческую дружбу.

Мы не стали долго размениваться на мелочи, сразу засели за «глобальную» рок-оперу. Называлась она «История одного класса». Это действительно была история нашего класса, точнее яркие её фрагменты, сдобренные отборной ненормативной лексикой. Премьера состоялась в мужской раздевалке спортзала и имела некоторый успех. С учётом, что исполнялась она акапелло,  ибо играть на чём-либо мы ещё не умели. А когда научились, дело пошло в гору. Лёша Золотухин придумал мелодию к стихотворению Кости «Не знаю почему» и получилась приличная песенка. К сожалению, текст не сохранился. Помню, что это была романтическая баллада.

Не знаю почему, но всё же почему-то
Не хочется мне в жизни тёплого уюта…

Как-то так. Не заставила себя ждать и новая рок-опера. «Конкистадоры».  Это была совсем уж мини опера. Но с довольно-таки приличной мелодией опять же от Золотухина. Её мы вечерами на лавочке исполняли регулярно. Вот текст.


1
Золото, золото – дьявольский металл.
Он владыкою сердец человечьих стал.
Золото манит, к себе оно зовёт.
Садись на каравеллу, за золотом вперёд!
Шпагу, коня, аркебузу не забудь,
В Новый свет за золотом отправляясь в
                                                          путь.
На запад далёкий плывёт каравелла.
Потёртая надпись на ней «Изабелла».
С верой в удачу люди плывут.
Конкистадоры в трюмах поют.
Монахи готовят Библию с крестом,
При этом шуршат пустым кошельком.
Карманы пустые конкистадоров.
За золотом в погоне свернут они горы.
2
К берегу далёкому пристали они.
В джунглях проводят ночи и дни.
Под стрелы туземцев, удары топоров
За золотом влезть каждый готов.
Кортес и Писсаро – славные ребята.
С золотом домой вернулись их солдаты.
Но церковь с королём всё золото забрали.
Индейцев же несчастных всех
                                               поистребляли.
Земли Америки плодородней стали,
Конкистадоров кости их устилали…
А-а-а-а-а…

Наивно, но прикольно. Вскоре Костя выдаёт на-гора стихи с политическим подтекстом. Это «Кубинская песня», «Зелёные береты» и «Парни». Последняя, кстати, завоевала второе место на городском конкурсе художественной самодеятельности в исполнении ВИА «Ритм». Первые две я состряпал под Высоцкого. Рубленный ритм, жёсткий ля минор. «Парни» же чистой воды «Uriah Heep» с красивой мелодией. Тексты ниже.

Зелёные Береты

Это не сказка, не адов музей,
Овеянный дымкой столетий.
Это – Вьетнам, это – Сонгми,
Это сожжённые заживо дети.
И снова сквозь джунгли,
Смерть раздавая,
Походкой своей, лихорадя планету,
Шагают,
              шагают,
                            шагают,
                                          шагают
Зелёные береты!!!
Они говорят, – им не нужен Сонгми.
Они говорят, – им нужны лишь доллары.
Но кто цел от ран, те помнят Вьетнам
И тех, кто сложил там головы.
Их совесть не знает мучений бредовых.
Они не боятся в ад попадать.
А их повелитель – сэр Доллар!
Их руки умеют лишь убивать.
Но, видно, забыли эти ребята,
На чьих головах зелёный берет,
Что пуля, бывает, примчится обратно…
И что умных пуль в мире нет.

Кубинская Песня

В меня стреляли из винтовки,
Меня рубили топором,
Но…
Нет, боялся я, боялся я, боялся,
Но шёл всегда я напролом.
Вдребезги разбиты челюсти,
Голова проломлена ударом лома.
Под сердцем пуля из обреза,
Мне это ощущение знакомо.
Мне рёбра, рёбра все пересчитали.
И зубы, зубы вместе с ними.
Три дня, три дня они меня пытали.
В бурдюк,
в бурдюк с кровянкой превратили.
Они уж думали, что я дал дуба,
А я в лицо им крикнул: «Вива Куба!»
Меня палач кувалдой долго бил,
Но крикнул я: «Фидель вас победил!»
Забрасывают уж меня землёю,
Мне комья глины попадают в рот.
Я шевельнул отрубленной рукою,
Чтоб почесать дырявый свой живот.
Уже забросан я совсем землёю.
Ни петь, ни говорить я не могу.
Пока, пока, друзья мои, прощайте!
Я из могилы выйду, допою!

Парни

Десятки лет уходят назад,
А сотни весёлых и крепких парней
Снова в руки берут автомат
И выполняют приказ: «Убей!»
За тысячи миль от родного дома,
Где всё неизвестно, где всё незнакомо.
Жизни рвут горячим свинцом.
Гашетку нажал, и дело с концом!
Куда вы идёте?
Зачем вы спешите?
Парни опомнитесь!
Остановитесь!
Парни весёлые, голубоглазые,
В первом бою, сколько гибнет вас сразу же.
В джунглях Вьетнама, где зелени ад,
Сколько вас малых, безмолвных лежат.
Куда вы идёте?
Зачем вы спешите?
Парни опомнитесь!
Остановитесь!

И снова рок-опера. Под рабочим названием «Узники Средневековья». В двух словах сюжет. Учитель физики изобретает машину времени и отправляет поднадоевших учеников-распиз…ев в Средневековье. Одних в Европу, других на Восток. Все они правдами и неправдами становятся персонажами той эпохи. Кто рыцарем, кто купцом, кто монахом, кто разбойником и т.п. Тут случается крестовый поход. В финале герои встречаются на поле боя, где-то в Палестине. Чем дело кончилось, мы так и не придумали. А может, и придумали, да я забыл. Пять школьных тетрадок были исписаны забавными ариями, но, к сожалению, в цельное произведение они так и не сложились.
Потом появилась песня «Капля».  Как мне кажется, получился очень гармоничный симбиоз музыки и слов. Песня исполнялась под гитару и, несомненно, имела успех у слушателей. Многие просили переписать слова, аккорды. Печальная, такая философская песня. Да что там, читайте.

Капля

Задумайся над каплей, что бывает,
Ползёт по запотевшему стеклу.
Задумайся, и кто его там знает,
Быть может, и поймёшь ты почему
Вдали, за горизонтом тлеет небо,
Сияют звёзды в вышине ночной.
И хочется там быть, где ещё ты не был.
Бывает, хочешь, чтоб пришёл покой.
Чтобы заснуть и больше не проснуться.
И видеть всё сквозь дымку сказки-сна.
Очнувшись, не успеешь встрепенуться…
О, боже мой, а жизнь почти прошла.
А капля, извиваясь, продолжает
Свой по стеклу, дождём омытый, путь.
И может быть, она как раз и знает…
И скажет мне в ответ чего-нибудь.
Она мутна, но всё-таки прозрачна.
И света преломляет тонкий луч.
Она так непонятна, так маняща,
Ведь к нам она явилась из-за туч.
Оттуда, где в заоблачном пространстве
Обитель, говорят, была богов.
Там где в чудаковато-диком танце
Людских кружатся вереницы снов.
Задумайся, ведь времени так мало.
Неповторимости увидеть чтобы миг,
Увидеть за мгновенье до начала…
Ведь счастлив тот, кто суть его постиг…

Вскоре мы стали студентами. По счастью учились в одном институте. Может быть, поэтому наши творческие эксперименты не прекратились. Особо плодотворными выдались первые зимние каникулы. Бурные пивные и не только возлияния вылились (прошу прощения за тавтологию) в три(!) рок-оперы. «Гулял по Миссури ковбой молодой», «Герасим и собака Баскервили», «Орион». Примечательно то, что все эти «нетленки» были записаны на магнитную ленту и имели брожение среди однокурсников и одноклассников, но увы, увы, если рукописи не горят, то бобины «Свема» долго не хранятся. Кстати уже тогда Костя проявил свой артистический дар, сногсшибательно исполнив основные партии. И это при том, что он не обладал ни музыкальным слухом, ни, извините, нормальной дикцией! Я долго думал прилагать ли тексты к моим комментариям, ведь они в принципе из разряда стишат для капустников и кавээнов. Но всё же решил, а почему бы и нет.

Орион

Говорил когда-то Пушкин,
Что стоял дуб на опушке.
Обманул людей поэт,
Там его, конечно нет.
Мы обманывать не будем,
Кое-что расскажем людям.
Мы не пушкины, конечно,
Но сейчас чистосердечно
Мы расскажем вам о том,
Что поэт назвал стихом
«Орион».

Плывёт по океану
Корабль с названьем гордым,
Океан пытаясь превозмочь.
Гребцы давно устали,
Три дня они не спали
И вёслами ворочать им невмочь.
Тысяча гребцов
И вёсел тоже тыща,
Десять тысяч лошадиных сил.
Но ведь гребец не лошадь,
А лошадь где-то рыщет
И ест траву, что дома он косил.

Эх! Греция, Греция, Греция родная!
Ты оливковая Греция моя!

Но что там за храп,
Аж в ушах стоит звон?
Это храпит трубадур Орион.
Вместо того чтоб гребцов веселить,
Вёдрами может он вермут пить.
Вот он проснулся
И встрепенулся,
И говорит, ну где ж оно,
Моё армянское,
Азербайджанское,
Моё Чуркменэрзац вино.

Но тут сказал ему гребец,
Язык через плечо повесив:
«Эй, ты, смени меня, певец,
Мне тут, ей-богу не до песен!»
А Орион ему в ответ:
«Совсем плохой ты, или нет?!
Могу я только вдохновлять…»
Гребец ответил громко…
«Подумай, друг,
Ведь пить тебе не надо,
Привыкнешь очень скоро ты к вину.
А впереди у нас ещё олимпиада.
Кэп бой отверг, и мы торопимся в Москву».

И крикнул капитан: «Эй, бурлаки, живее!
Гребите чаще, и вы станете сильней!
Эй, Орион, тебе довольно препираться,
Скорее в чашу мне вина налей!»

И опустошивши полный рог,
Он штурвал удерживать не смог.
Как известно, ночью или днём
Опасен пьяный за рулём.
Ну, а тем более ни мало
Опасен пьяный за штурвалом.
И у него в глазах скала,
Одна в две штуки возросла.
Повёл корабль он меж них
И…
Тут мы свой кончаем стих.

Гулял по Миссури ковбой молодой, или Едут, едут по Нью-Йорку наши ковбои

По прерии дикой,
С вольным ветром поспорив,
Три друга отважных, три смелых ковбоя.

Мчатся их кони, ломая стебли,
Солнцу навстречу. Удачи сыны,
Каждый из них препятствиям рад.
Смелые люди не знают преград.

Но вот им навстречу из пыли, тумана
Скачут бандиты дона Хуана.
А впереди всех сам дон Хуан.
Известный убийца и наркоман.

Дон Хуан, его не раз
Ловили шерифы штата Техас.
Дон Хуан, дон Хуан,
Нар-ко-ман!
А сюда приехал он с Балкан.
Он – исчадье ада, дон Хуан.
У него на поясе наган.
Вот каков свирепый дон Хуан.

Где горизонт сомкнулся
Со сводом небес,
Дымится, весь ограбленный шайкой
                                                       экспресс.
Трупы ещё остыть не успели,
И нет никого средь безжизненных прерий.
Пустых сейфов дверцы тихо шуршали,
И мёртвые губы проклятья шептали:
«Будь, проклят, будь, проклят, la pera Хуан,
Зачем ты похитил мой чемодан.
И Мэри дочурку, зачем ты увёз?!
Зачем тебе Мэри, проклятый барбос?!»

Тем временем скачет ужасный злодей.
И Мэри в любви он клянётся своей:
«К ногам, если хочешь, весь мир положу.
О Мэри, о Мэри, сними паранджу!»

«Обожала я папу, ты его застрелил!
Ты злодей-крокодил,
Так оставь же меня!
Твои руки в крови,
На меня не гляди,
От меня уходи,
Нет любви для тебя!»

Тут трое парней раскрутили арканы.
И кинули лассо на банду Хуана.
Смешались в кучу и кони и люди.
Ох, что сейчас будет, ох, что сейчас будет!

И вот средь просторов широкой саванны
Сразились ковбои с бандой Хуана.
И сам дон Хуан уронил чемодан,
Он больше уж был не атаман.
И над саванной свистят уже пули,
В страхе назад басмачи повернули.
Убит курбаши, все страдают от ран.
Скорее домой в Афганистан…

Но что делать с Мэри,
Как с нею быть?
И стали ковбои
Тут Мэри делить.

Первый сказал – Мэри моя.
Второй прорычал – Мэри моя.
А третий шепнул – Мэри моя.
Моя!
Моя!
Моя!
Нет, моя!!!
Первый сказал второму – свинья!
Второй прорычал, что третий свинья!
А третий шепнул, что первый свинья!
Калинка, калинка, калинка моя!!!

Но долго ковбои спорить не стали.
За волосы Мэри к хвосту привязали.
Любовь злая штука, с ней надо мириться…
А Мэри по кочкам по прерии мчится…

Дорогой дальнею,
Да ночкой лунною…

Герасим и Собака Баскервили

Шерлок Холмс – самый лучший сыщик.
Он всегда находит то, что ищет.
Шерлок Холмс ко всему причастен.
Все задачи решает в одночасье.
Шерлок Холмс – преступников гроза.
Всё случается так, как он сказал.
Шерлок Холмс живёт на Бейкер-стрит.
И любое дело у него в руках горит.
Его метод дедуктивный
Очень даже эффективный.
Скоро он поедет на автомобиле
И раскроет тайну…
Жуткую тайну
Собаки Баскервили.
А пока…

Зэ сити оф Ландан. Шерлок Холмс энд его друг фельдшер Уотсон в квартире на Бейкер-стрит.

«Мой друг Холмс,
Как же вы узнали,
Что чай индийский
Мы тут выпивали?
Что было на нём три звезды?
Мне непонятны ваших мыслей ходы.»
«Всё очень просто.
Вот видите, бутылка.
Меня ей в детстве
Часто били по затылку.
И на ней, конечно, есть клеймо.
Мадэ ин Индия – вот оно!»
«О! О! О! О-о-о!
Ваш взгляд, Холмс,
Прямо в душу глядит…
Но подождите…
К нам кто-то звонит.»

Заходит Гиви Баскервили.

«Садитесь,
Садитесь,
Плиз.
И не смотрите,
Не смотрите
Вниз!
Я знаю,
Знаю,
Что мне хотите вы сказать:
«Гуд монинг, мистер Холмс?»
«Он угадал опять!!!»
«Итак, вас ограбили?
Друга убили?
А может быт, или…»
«Вот именно, сэр, или…»
«Тогда говорите,
Меня не томите.
И поспешите,
Поторопитесь!..
Знает, я знаю,
Каждый дурак,
Что время идёт
Не просто так.
Время – оно такое,
Время – оно не ждёт.
Что-то приносит,
Что-то уносит,
Но вечно мчится вперёд.
И знает, я знаю,
Людское племя,
Что деньги – это тоже время.
О люди! О люди!
Вы мне скажите,
Ну почему же вы не спешите?
Или бывает наоборот,
Спешите куда-то,
А там гибель ждёт».
«Итак. Мой кунак
Герасим Баскервили
Ехал как-то раз на автомобиле.
С ним была собака,
Не знаю почему,
С ним была собака
По имени Му-му.
Му, му, му, му-му…
Мой кунак Герасим Баскервили
Заглушил мотор автомобиля.
И пошёл гулять со своей Му-му,
И так потом случилось…
А что, я не пойму?»
«Во саду ли, в огороде
Бегала собачка.
Хвост подняла
И удрала.
Вот вам, Холмс, задачка!»
«А несчастный Герасим
Умер от горя!..»

Шерлок Холмс и фельдшер Уотсон бродят по вечернему Лондону и расклеивают объявления.

Висит на заборе,
Под лондонским ветром
Измятый листок.
Пропала собака,
Пропала собака,
Собака Баскервили.
Породы болонка,
В веснушках весь нос.
Размером с телёнка,
Доверчивый пёс.

Вскоре Шерлоку Холмсу принесли труп несчастной Му-му, выловленный в Темзе. Он сразу всё понял. Аналогичный случай был описан одним русским криминалистом. И вскоре два полисмена привели в Скотланд-Ярд кунака Герасима, закованного в наручники.

«На Шерлок Холмса,
То есть на меня,
Летят, как бабочки
На свет огня,
Бандиты, злодеи,
Убийцы, лиходеи.
Все гибнут от меня.
Они, как бабочки крылышками
Бяк-бяк-бяк-бяк.
Ну а я за ними
Шмыг-шмыг-шмыг-шмыг.
Они бежать,
Но как бы не так!
В мои капканы
Прыг-прыг-прыг-прыг!

Немного о музыке. Мы особо не утруждали себя. Брали первое, что попадалось под руку. Я наигрывал на гитаре, Костя практически моментально выдавал текст. Включив воображение, легко можно догадаться, какие музыкальные фрагменты мы использовали. Здесь и «Мясоедовсеая», и «Чёрная армия, белый барон…», и «Утомлённое солнце», и даже кусочки из «Иисус Христос Суперзвезда», и многое другое.
В ответ на постановление партии и правительства о сокращении времени торговли спиртными напитками Костя написал стишок без названия. Заодно получилась лёгкая пародия на группу «Воскресение». Вот она.


Девятнадцать  ноль-ноль.
Что ж нам делать? Пароль
Неизвестен. Как жить?
Магазин не открыть.
Рвётся тонкая нить
Надежды.
И пускай говорят,
Что с тобою мы, брат,
В музыке и в песнях невежды.
Ходим мы под дождём,
Скоро все мы умрём.
Нам бы в рот алкоголя хоть каплю.
Точно птицы летим,
Путь туманен, незрим…
Мы летим, как вороны, как цапли.
Об отчаянья утёс
Разобьёмся, и грёз
Наших рой не достигнет вниманья.
По дороге пойдём
И её назовём
Мы дорогой разочарованья.
А зачем мы поём?
Ночью и даже днём
Скажет каждый однажды.
Мы не можем, чтоб дважды
В день сто граммов принять…
Что без них с песен взять…
Они в душах селят сомнения.
Ох, зачем сделал бог,
Что лишь до четырёх
Продают алкоголь в воскресенье.

А вскоре появилась «Красная рубаха». Это была Бомба! У меня язык не поворачивается назвать её песней. Бомба и всё тут! Костя принёс текст, начал напевать. Я прикидывал аккорды, в итоге вышло нечто похожее на «Ой, цветёт калина в поле у ручья…» Порепетировали, начали исполнять. На второй части Костя так разошёлся, что уже не слушал ни гитару, ни моих безмолвных призывов как-то сохранять темп и ритм. Он уже жил этой «Рубахой». Паузы, интонации, настроение! Он даже пританцовывал! Лицедействовал одним словом. Смоктуновский вместе с Далем и тем же Высоцким отдыхали! Я понял, что гитара в этой песне, в общем-то, не нужна. Костя согласился. Позже он не раз исполнял её в самых разномастных компаниях. И всегда с небывалым успехом. У некоторых людей башни сносило. Такого они никогда не видели и не слышали. Обычно первая реакция была такая – глупые улыбки, бегающие взгляды, а что это было. А потом Костю засыпали овациями и комплиментами, говоря, что подобные вещи надо показывать по телевизору. Увы, телевизионщики об этом не знали. Ниже текст. К сожалению только текст.

Красная рубаха

1
Он палач отменный,
Знает ремесло.
Труд благословенный…
Кого там принесло.
Красная рубаха,
Вот цалует крест.
Что, попалась птаха,
И суставов треск.
Может он ударом
Голову сшибить,
И тупым кинжалом
Может жилы вскрыть.
Вздеть на дыбу может
И четвертовать.
Этого уменья
Ему не занимать.
Красная рубаха,
Шёлковый кумач.
Видно, постарался
Над рубахой ткач.
Покряхтел, как видно,
Батюшка над им.
Сделал его видным
Молодцем лихим.
И топор сжимают
Кувалды-кулаки.
Все его движенья
Призрачно легки.
Бровь его не дрогнет
Головы рубить.
Уходи с дороги,
Может зашибить.

2
У императрицы
Он в почёте сам.
В шутку та пужает
Им придворных дам.
Не ему, кому же,
Можно поручить
Казаку Емельке
Голову срубить.
Но срубить не просто,
А в последний край…
Ты ж ему палаче
Всё поотшибай.
Руку, вслед другую,
Ноги, потом
Ты свяжи смутьяна
Вместе с колесом.
Лишь потом ему ты
Голову срубай.
«Понял, государыня».
Ну, тады ступай.
Вся Москва взбурлилась,
Валом прёт народ.
И взошёл Емелька
Тут на эшафот.
Людям поклонился,
Зыркнул блеском глаз.
«Ну, давай, палаче,
Выполняй наказ!»
Красную рубаху
Видно со всех мест.
Эх, не дать бы маху,
За один присест.
Поплевал на руки,
Брови насупил.
Всхрапнув от натуги,
Голову срубил.
И скатилась на снег
Первой голова…
«Так-то выполняешь
Ты мои слова».
Молвила царица,
И палач узнал,
Как кривятся лица,
Голов, что он срубал…

По инерции появились «Стрельцы» и «Смерть Иоана Грозного». Они были менее удачными нежели «Красная рубаха». Я думаю, из-за более сложных текстов. Но, тем не менее, песни звучали на вечеринках и прочих мероприятиях.

Стрельцы


1
Как болтушку в рассохшейся кадке
Взбаламутил Русь Пётр-царь.
Боголепно жилось. Тихо. Гладко.
А теперь вот навеялась хмарь.
2
Эй, стрельцы-молодцы! Очумели!?
Позасунули вас по острогам.
Да неужто же в самом-то деле
От антихриста царь, не от бога!
На Кукуе с немчурой водку глушит!
Ну а нам стрельцам – накося выкуси!
Нам указы его горло душат.
Да не токмо нам, а всея Руси.
Воевать решил, слышь-ка, царь моря.
Видно, мало ему суходолу.
Ой, ребятушки! Ой, скажу вам, зря
Допустили мы Петра до престолу!
Пойло пьёт бесовское – кофия.
Православная вера опоганена!
На престол опять царевна София,
А его в монастырь, басурманина!
3
В тайных дел приказе – дел по шею.
На дыбе стрелец стонет, корчится.
Здесь дознание взять умеют.
Пётр Лексеич сидит – только морщиться.
«Отвечай-ка за свои слова!»
«Ой, срубите-ка лучше голову.
Это всё навет. Это всё молва…»
Кулаком по столу, словно молотом…
На манжет голландский кровь и чернила.
Зубов сколки стрелец скалит.
А Петра аж всего затрусило.
И опять кнут кожу мочалит.
От свечи огонь в мраке мается,
В глазах образов блик подпрыгивает.
Кажется, Христос усмехается,
Иль диавол с иконы подмигивает.
Хрустят косточки. Течёт кровушка.
Но стрелец глядит непреклонно.
А в мясном ряду его вдовушка
Распростёрлась перед иконами.
Богородица слезу вытерла.
Разняла уста: «Так надо.
Изо тьмы Руси нужно выйти-то.
А стрельцы на пути том – преграда».
4
Ну, а Пётр сам в дикой ярости
Потащил угли раскалённые.
И палач, сам не знающий жалости,
Бельма пялит свои удивлённые.
«Отвечай, дерьмо подворотное,
Извести меня вы решили как?
Может, зелье варил приворотное.
Ну, а может быть… Тьфу! Дурак!
Да неужто хлебать лаптем квас,
Да во тьме жить не надоело?
Ты пойми, что задумал я враз
Для России великое дело.
Не меня вы хотели сгубить,
В келью Русь заточить вы хотели…
Ну, так как же с тобою быть?
Петухи уже, вона, запели».
Помутнели белки. Слизью вспенились.
Разодрал стрелец губы спёкшиеся:
«Нет, не зря мы царь взъерепенились…»
И закрыл свои очи поблёкшие.
Продолжал он уже в бреду:
«Ты полегче меня что спроси.
Ты Рассею строишь одну,
А есть две очень разных Руси.
Выбили с меня что-то главное.
Но по-прежнему будем мы жить.
Потому что мы православные,
Ну, а это нельзя запретить…»

Смерть Иона Грозного

Ветер злой, кусучий

Ломит колокольни.
Нагоняет тучи.
Боль-но. Боль-но.
Звон колоколов.
Хлещет ветра бич.
Нездоров
Иоанн Васильевич.
Из окон светлицы
Купола.
Золото искрится
И колокола…
Вороньё кружится,
Как с пожаров гарь.
В гроб тебе пора ложиться,
Грозный царь.
В гробе мрак,
За гробом ад.
Как, как, как?
Всё опять назад.
Головы отрубленные
Пялятся с икон,
Рухнул, как подрубленный,
Царь в поклон.
Ох, поклонов много,
Лоб давно разбит.
Чёрная дорога
Змейкою кружит.
С пропастью-глазами,
С дыркою в носу
Там, под образами, точит смерть косу.
Господа взгляд строг
И безжалостен.
«Отпусти мне, бог,
грех, пожалуйста».
Шепчет Иоанн,
Слёзы в бороде.
Но давно он ждан
На суде.
«Я же для Руси!
Я же для веков!
Хоть кого спроси.
А насчёт оков…
Как же управлять?
Пытки? То Малюта…
Ведь я мог не знать?!
Как же, как не круто
Править сей страной!?»
Но молчит господь.
Бьётся головой
Царь. Слезинку – глоть.
…Смерть косу на ноготь:
«Всё, пора.
Нам с тобою трогать
Со двора».
«Не хочу!» Боль в стоне.
Оглянулся.
Господь на иконе
Отвернулся…

Возникла идея с очередной рок-оперой. «Александр Македонский». Но тогда собственные проекты не позволили мне работать над, насколько я помню, серьёзным произведением. Я даже не знаю, написал ли Костя либретто полностью или нет. Тема закрыта.
На какое-то время наш творческий (хотел было написать «тандем», тьфу-тьфу-тьфу!) союз приостановил свою деятельность. Костя уехал жить и трудиться в Туапсе. Но связи мы не теряли. Переписывались, перезванивались. Пару раз я даже съездил к нему в гости. Море всё-таки. Обменивались планами, читали друг другу из своего. Костя всерьёз взялся за прозу. Именно тогда появилась его известная «Пандора» («Дева Пандора»).
В одном из писем он прислал мне стихотворение. «Троллейбус». Я понял – вот она новая песня и взялся за инструмент. Песня получилась хорошая. Но сложная по исполнению. «Театр Менестрелей» обломался на ней после первого же концерта. Музыка исчезла, но слова остались.

Троллейбус

Троллейбус, задрав рога,
Как старый лось бежит к вокзалу.
А мы стоим к ноге нога
И говорим о чём попало.
О смысле рока. И о том,
Кого уже давно не славят.
О нашем призрачном потом…
Но как нас давят.
Как нас давят!

А люди входят и выходят.
Салон, забитый до предела…
Мы говорим при всём народе,
И нам пока не надоело.

А вы смотрели?
А вы читали?
За пивом давка, как всегда.
А нас зажали… как зажали…
И снова рвутся провода…
Настало время выходить,
А за дверями пыль и скучно.
Ну как же быть?
Ах, как нам быть?!
Ведь здесь так давят и так душно.

Приведённый текст я оптимизировал для лучшего вокального исполнения, так что, если кто знаком с оригиналом, заранее прошу прощения.
Следующей песней, которую мы с Костей сделали сообща, стал «Грузинский рок». Хорошая самопародия на песню «Китайский рок». С музыкой я долго не заморачивался. Взял первую попавшуюся лезгинку с распевкой «О-рай-да-рай-да!» и привет. «Театр Менестрелей» играл достаточно жёсткий рок, а тут нечто национальное, исполняемое под бубен и бас гитару. Получилось оригинально. Народ оценил. Оцените текст.

Грузинский рок

Гамарджоба! Генацвале!
За короткий очень срок
Мы с биджо, Вано создали
Чудный вэщь – грузинский рок!
Рок грузинский очень нужен,
Всем батонэ он помог.
Стал народ грузинский дружен,
Слушая грузинский рок.
Ведь прилипчив, как зараза,
Как удар кинжала в бок,
Надвигается с Кавказа
Чуждый всем армянский рок.
Гочи, Шоты, да и Гиви
Стали Блэкмору подстать.
Даже лучше, ведь сациви
Негде Блэкмору достать.
Макаревич из Тбилиси
Заключил рекламный фракт.
Сам директор «Мицубиси»
С ним подписывал контракт.
Так поднимем, генацвале,
С цинандали выше рог!
Был бы жив товарищ Сталин,
Поддержал  грузинский рок!

Костя так «любил» наших идейных вдохновителей в лице КПСС и ВЛКСМ, что не мог удержаться и однажды, как говорится, на коленке, выдал ещё один едкий шедевр. Мы с ним пили пиво в пивбаре на Ашхабадском. После второй кружки он достал блокнот и, не вынимая сигареты изо рта, написал вот это:


Комсомольский Рок-н-ролл

Ты член Союза. Я член Союза.
Обществу мы не будем обузой.
На все вопросы ответ я нашёл –
Всем комсомольцам плясать рок-н-ролл.

Комсомольский рок-н-ролл.
Комсомольский рок!

Любимый Ильич – пятизвёздный герой
Устроил запой, устроил застой.
А я из застоя выход нашёл –
Всем застоявшимся плясать рок-н-ролл.

Комсомольский рок-н-ролл.
Комсомольский рок!

Гей, Сек! Если ты не туп,
Превращай райком в рок-клуб.
Из всех идеологов будет прок,
Когда всем бюро вы спляшете рок!

Комсомольский рок-н-ролл.
Комсомольский рок!

Ленин! Партия! Комсомол!
Все танцуют рок-н-ролл!

Какой-то тип ко мне подошёл.
Хочешь, колымский сплясать рок-н-ролл?
Не хочу…

Что там говорить. Случился ещё один шлягер. Качественный по всем статьям. Стопудовый! Когда шоумены «Театра Менестрелей» «колдовали» под него на сцене зал становился на уши и скандировал, заглушая аппаратуру: «Ленин! Партия! Комсомол! Все танцуют рок-н-ролл!»
Мало кто знает, что Костя был одним из шоуменов «Театра Менестрелей». Однажды он даже вёл концерт ТМ в клубе института сельхозмашиностроения. Затянутый в кожанку с чужого плеча, надо сказать, субтильного плеча, в портупее, очках, с нарисованными усиками, похожий на Берия, Костя оставил неизгладимое впечатление. Его танцы с Красными девушками произвели настоящий фурор. Был бы жив Берия, ему бы тоже понравилось. Кстати, концерт этот снимали на видео. Если у кого осталась запись не прячьте её, поделитесь с народом, пожалуйста.
И ещё, в этом же прикиде Костя помогал реализовывать билеты на концерт. В подземном переходе с красным флагом с чёрными серпом и молотом он на ходу придумывал призывные стишки, которые с рокотом, а-ля Маяковский декламировал. Например: «А вы сегодня не хотели сходить в Театр Менестрелей?!» Ну и дальше в том же духе. Благожелатели вызвали милицию, мол фашисты пропагандируют свой митинг в Театре Горького. Костя и девушки билетёрши вовремя поменяли подземный переход. Кстати, концертный зал был полон.
В тот раз с милицией всё обошлось, а вот на фестивале в РИИЖТе, где мы с Костей были соведущими, стражи порядка оказались на высоте. Перед концертом больше для храбрости, чем для помутнения рассудка выпили 0,5 на троих. Ну и пиво, как без него. А времена-то горбачёвские. Сухой указ. Короче, Костю приняли. Запах изо рта. Увезли в участок, несмотря на уговоры учредителей фестиваля. На мотоцикле с коляской. Но, вот ведь физиология, Костя потребовал медицинского освидетельствования на предмет алкоголя в крови. Освидетельствовали. Честный врач сказал: «Трезвее не бывает». Костю назад. В той же коляске, которую он поломал напрочь, когда вылезал.
А потом мы оттянулись на сцене. Прошлись и по талонам на мыло, водку, сигареты. Поговорили о тёмном прошлом и светлом настоящем. Поимпровизировали на скользкие политические темы. Ну, в общем, покуражились. А в перерыве к нам подошёл дядя невыразительной наружности, и мы поняли, что он сейчас предложит нам сплясать колымский рок-н-ролл. Примерно так и произошло. После чего наш конферанс свёлся к разговорам исключительно о погоде.
Была ещё книжка в самиздате. «Красные маки Ковалёвки». Полудокументальная история группы «Театр Менестрелей». Авторы Борис Недобитов и Константин Нерусский-Носоветский. Я думаю не надо объяснять, под каким псевдонимом скрывался Костя. Его перу принадлежит фантазийная часть этого произведения.
Книжка у меня есть. Но чтобы выложить её в сеть, надо тупо набрать текст на компьютере, слегка исправив грамматику. Честное слово, нет времени.
Потом, когда я ушёл от музыкальных дел, наш творческий союз потихоньку как-то рассосался. Каждый пошёл своею дорогой. Были какие-то попытки, что-то сделать вместе, но… Лишь однажды у нас едва не случился альянс. Костю зацепила моя песня «Всё для страха», и он написал свой вариант текста. И предложил сделать другую песню. Я прочитал и обалдел. Костины стихи были гораздо круче моих. Но вот новую песню я, как ни старался, сделать не смог. Прежняя мелодия прочно сидела в голове и не давала ступить ни влево, ни вправо. Может, попробует кто другой. Вот слова.


Чёрт сидит на краю кувшина,
Хвост крючком дрожит, как струна.
Когтистой пригоршней черпает слёзы,
И тишина…
А злая старуха чёрные свечи
В печь бросает, макая в сахар.
Зачем, как пустая глазница вечер?
Для страха.
Чёрт, тихо скалясь, чмокает трубкой.
Сизые кольца клеймят потолок.
В блюдце пепел шипит, словно хрумкает
Чеснок…
А злая старуха и справа, и слева
Стругает колоду. Что это? Плаха.
Зачем сладко спит обнажённая дева?
Для страха.
Чёрт запивает слёзы ромом.
Одним глотком бутылку до дна.
В его глазах до боли знакомых,
Как в горле кусок, застряла луна.
А злая старуха чёрную кошку
Варит в котле под музыку Баха.
Зачем во рту горечь и хлебные крошки?
Для страха.
Чёрт задремал, укрывшись салфеткой.
Губёнки бантиком, ручонки врозь.
Белых птиц в чёрных клетках
Чёрту видеть во сне довелось.
А злая старуха чёрные нити
В ряд натянула, шьёт сеть-рубаху.
Зачем я зашёл? Ведь, так хочется выйти
Без страха…

Я постарался вспомнить лишь одну сторону, далеко не самую главную, творческой жизни Кости. А ведь сколько всего было! Сколько выпито, сколько пройдено, пережито и переосмыслено. Человек будет жить, пока его будут помнить. Давайте помнить.
Кстати, в Интернете Костя живёт особой жизнью. Тут его книги, стихи. Ищите, читайте и вспоминайте.

Ростов-на-Дону, 07.02.2014   Борис Бодак.


ВОСКРЕСЕНЬЕ



Солнца луч по куполу разлился,
Осенил слепящим светом крест.
Храм открылся! Храм открылся!
И звучат колокола окрест.

А какой сегодня день – воскресение.
Атеисты в подворотнях водку пьют.
Православные ж всеми семьями
Помолиться Господу идут.

А убогие, а калеки,
Что на паперти – жадно крестятся
Ой, подайте нам человеки
У кого что лишнее есть ещё!

А вокруг одного старца слепенького
Собралась любопытная публика.
Поглядеть видать есть кое-чего -
Вертит старый в руках кубик Рубика.

Солнца лучик в пустых глазницах
Копошится как жук в навозе.
Пальцы тонкие – аки спицы
По цветастым граням елозят.

Повертит, повертит – и вопросит:
Получается что, православные?
Лица людские хохма косит -
А старик шутник – видать славный, а?

Ой, не смейтеся православные!
Православные Вы, али нет?
Для меня ж это самое главное,
Для меня в том спасения свет.

Если веришь,  отринь все сомнения,
Я верчу его в хлад и жару,
Я увидел видение,
Что наступит прозрение,
Ежель кубик сей соберу.

Вышел поп кадилом помахивая,
Все миряне ушли на обед,
А слепой вопрошает, пот стряхивая,
Получилось чего, али нет.

Тут святой отец  ошалел,
Не поймёт – чего же случилось,
А как понял – чуть наземь не сел.
Получилось ведь, получилось!

Света! Клянчат глазницы пустые.
Не судьба видно чуду свершиться,
Божьи чуда – они не простые,
Даже если смогло получиться.

Неведение! – Благо высшее.
А иначе бы вера скрушилась,
И ответил священник – чуть слышно:
Нет, убогий… не получилось.

Пусть надежда и впредь тебя манит,
В ней находят блаженство страдальцы…
Одноцветные, гладкие грани.
Крутанули дрожащие пальцы.